Отец Герасим, расскажите как Вы уверовали в Бога, как пришли в церковь?
Верующим меня воспитала мама - Агриппина Герасимовна, человек простой и наивный, без каких-то особых богословских знаний, но при этом, человек глубоко верующий. Это было во времена НЭПа, конец 20-х годов. Мама ходила в церковь Петра и Павла на Преображенке, и меня – мальчишку, часто брала с собой. А ещё, помню, мама топит печь, мы жили в полуподвальном помещении, смотрит на раскалённые угли и плачет. Приговаривает: «Господи, Господи, угли даже на расстоянии обжигают, а как гореть-то будем? Как гореть»? А я спрашиваю: «Мама, неужели все гореть будем?» Она отвечает: «Нет, сыночек. Люди благочестивые, которые жили добро, по заповедям Божиим, будут радоваться. А мы-то - грешные». Вот эти настоящие чистые слёзы произвели на меня настолько сильное впечатление, что я уже в детстве понимал, что нет ничего страшнее греха и ничего прекраснее благодати Божией. Это было мне дано на всю жизнь. Молились мы подолгу. Бывает, перед именинами, с моим дедушкой Герасимом молились всю ночь напролёт, я тогда был десятилетним мальчиком.
А как относился к этому Ваш отец? Он был верующим человеком?
Своего отца Петра Ивановича я не помню. Он был резчиком по дереву, художником. Знаю, что он вывез семью на Белое море, в поисках лучшей жизни, мне тогда было всего 3 года. Однако, обустроиться мы там так и не успели, пришёл адмирал Колчак и моего отца призвали воевать за батюшку-царя и Отечество. С фронта мы его не дождались. Знакомые говорили, что его где-то видели под Петербургом, а там в те времена свирепствовал тиф, здоровьем он был слабый, видимо, тогда и сложил свои косточки. Так мы и остались с мамой и дедушкой. Нам трудно жилось, приходилось много работать за свой кусок хлеба - сёстры вязали платки, а я ирисками торговал в парке в Черкизове, где сейчас находится стадион «Локомотив». Штук 200 продашь, вот тебе и 2 рубля, матери на хозяйство, деньги приличные, с учётом того, что килограмм «Пролетарской колбасы» стоил 29 копеек.
В те времена уже на государственном уровне «раскручивалась» пропаганда атеизма и безбожия. Вы сталкивались с этим?
Да. Вокруг много нехорошего происходило. Помню как сломали церковь Петра и Павла на Преображенке. Господи, помилуй! Храм сначала обнесли забором, потом ослабили фундамент и начали ломать. Прихожанам ничего вынести из храма не позволили. Там такие красивые куранты были, люди за них деньги предлагали, не помогло – всё разрушили. Но все эти действия, на мой взгляд, привели лишь к обратному эффекту. Нельзя выжигать религию, чинить насилие над верующими. Люди лишь в очередной раз убедились в том, что к власти пришли вандалы и безбожники. И я, будучи обыкновенным мальчишкой, это довольно чётко осознавал. В школе пионерский галстук я не носил, несмотря на то, что несколько лет был старостой класса. Хорошо понимал, что никто не заставит меня согласиться с какими-то псевдонаучными открытиями из разряда того, что человек произошёл от обезьяны и так далее. Удивительно, но мне удалось спокойно отучиться до 6-класса без конфликта с учителями, Господь позволил закончить школу тихо-спокойно. К сожалению, после 6-го класса школу пришлось оставить, чтобы пойти на работу и помогать матери кормить семью. Я устроился на фабрику «Красная заря» учеником к художнику Виктору Фёдоровичу Шабалкину, и уже через три года получил премию на конкурсе самоучек в разделе «шаржи и карикатуры». Так началась моя взрослая жизнь. В 1936 году я поступил в студию Константина Михайловича Юона, где мне довелось учиться вместе с Иваном Вороновым, будущим архимандритом Алипием, наместником Киево-Печерской Лавры и другими интересными людьми. Потом армия, война…
А где Вы служили во время войны? Расскажите что-нибудь об этом времени?
Сначала служил в Москве, в Хамовнических казармах, а потом – в Горьком в 6-м учебном автомобильном полку. Боевых действий как таковых там не велось, однако, нас каждый день бомбил неприятель. Подобралась у нас хорошая компания: писатели, музыканты, художники. Я оформлял выставки наших вооружений, рисовал плакаты патриотического содержания. Тогда, по распоряжению товарища Сталина, разрешили использовать в плакатном искусстве высказывания русских полководцев, и у меня с этим был связан один типичный для тех времён эпизод: У меня были церковно-славянские тексты на листках бумаги, и кто-то доложил об этом нашему политруку. Он был человек грубый и недалёкий. Вызывает меня к себе и говорит: «Иванов, что ты там развёл богадельню? Что ты там читаешь»? А я ему отвечаю: «мне это нужно для работы, здесь высказывания русских полководцев. Вот, например, что ПётрI говорит: «Кто ко знамени присягал единожды, тот у оного должен стоять до самой смерти», или Александр Невский: «Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет». Это всё здесь есть на славянском языке. Короче, нашлись какие-то слова в оправдание и, с Божией помощью, избежал неприятностей. Религия в те годы была под жесточайшим запретом. Сейчас в современных фильмах показывают. как солдаты тех времен бежали в атаку, перекрестившись, а я на самом деле такого ни разу не видел, людям приходилось глубоко прятать свои религиозные чувства.
А были у Вас ещё какие-нибудь проблемы из-за религиозных убеждений?
Да. Однажды мной заинтересовались люди из органов. Соседка мне говорит: «Герасим, приходили двое в штатском, расспрашивали, что ты за человек, спрашивали ходишь ли ты в церковь?» Я это запомнил. Потом вызывают меня в военкомат якобы на медкомиссию, какой-то офицер листает моё дело и спрашивает: «Пьёте, курите?» Я отвечаю: «Нет, и другим не советую». Он напрягся: «Вот как? И другим не советуете?» Пригласил меня в кабинет, там ещё один старший офицер. Спрашивают: «В Бога веруете?» Я отвечаю: «Храним традицию дедов и прадедов. Специально, чтобы с матери подозрения снять». Они говорят: «Не стыдно Вам, молодому парню, вместе с бабками молиться? Бросайте это дело». Я промолчал, они от меня и отвязались. Потом старшина наш предлагал мне в партию вступить, но я ловко отговорился, сославшись на то, что «не достоин, да и умом не вышел».
Как Вы стали священником? Где Вам приходилось служить?
В 1954 году закончил семинарию. Почти 20-лет прослужил в Патрирашем Елоховском Соборе, писал, трудился. В Переделкине работал – расписывал чертоги Святейшего Патриарха Пимена. Расписывал фрески Военной Академии, затем, вместе с военными ходили по Северным морям, побывал в Бельгии, Голландии, Лондоне, Париже, до самой Испании. Служили панихиды, спускали венки на месте гибели наших кораблей. Много интересного видел.
Сейчас наступила Страстная седмица, чтобы Вы пожелали нашим прихожанам? Как лучше прожить эти Святые дни?